We can be the kings and queens of anything if we believe (c)
М. Веллер "Дума"М. Веллер "Дума"
Подумать хотелось.
Мысль эта - подумать - всплыла осенью, после дня рождения.
Женился Иванов после армии. За восемнадцать лет вырос до пятого
разряда. А в этом году в армию пошел его сын. Дочка пошла в седьмой класс.
Какая жизнь? - обычная жизнь. Семья-работа. То-се, круговерть.
Вечером поклюешь носом в телик - и голову до подушки донести: будильник на
шесть.
Дача тоже. Думали - отдых, природа, а вышла барщина. Будка о шести
сотках - и вычеркивай выходные.
Весь год отпуска ждешь. А он - спица в той же колеснице: жена-дети,
сборы-споры, билеты, очереди, покупки... - уж на работу бы: там спокойней,
привычней.
Ну, бухнешь. А все разговоры - о том же. Или про баб врут.
Хоп - и сороковник.
Как же все так... быстро, да не в том дело... бездумно?..
И всплыла эта вечная неудовлетворенность, оформилась: подумать
спокойно обо всем - вот чего ему не хватало все эти годы. Спокойно
подумать.
Давно хотелось. Некогда просто остановиться было на этой мысли. А
теперь остановился. Зациклился даже.
- Свет, ты о жизни хоть думала за все эти годы? - спросил он. Жена
обиделась.
Мысль прорастала конкретными очертаниями.
Лето. Обрыв над рекой. Раскидистое дерево. Сквозь крону - облака в
небе. Покой. Лежать и тихо думать обо всем...
Отрешиться. Он нашел слово - отрешиться.
Зимой мысль оформилась в план.
- Охренел - в июле тебе отпуск? - Мастер крыл гул формовки. - Прошлый
год летом гулял! - Иванов швырнул рукавицы, высморкал цемент и пошагал к
начальнику смены. После цехкома он дошел до замдиректора. Писал заявления
об уходе. Качал права, клянчил и носил справки из поликлиники.
- Исхудал-то... - Жена заботливо подкладывала в тарелку.
Потом (вырвал отпуск) жена плакала. Не верила. Вызнавала у друзей, не
завел ли он связь: с кем едет? Они ссорились. Он страдал.
Страдал и мечтал.
Дочка решила, что они разводятся, и тоже выступила. Показала
характер. Завал.
Жена стукнула условие: путевку дочке в пионерский лагерь. Он стыдливо
сновал с цветами и комплиментами к ведьмам в профком. Повезло: выложил
одной кафелем ванную, бесплатно. Принес - пропуск в рай.
В мае жена потребовала ремонт. Иванов клеил обои и мурлыкал: "Ван вэй
тикет!" - "Билет в один конец". Еще и мойку новую приволок.
Счастье круглилось, как яблоко - еще нетронутое, нерастраченное в
богатстве всех возможностей.
Просыпаясь, он отрывал листки календаря. Потом стал отрывать с
вечера.
Вместо телевизора изучал теперь атлас. Жена прониклась: советовала.
Дочка читала из учебника географии.
Лето шло в зенит.
Когда оставалась неделя, он посчитал: сто шестьдесят восемь часов.
Врубая вибратор, Иванов пел (благо грохот глушит). По утрам он
приплясывал в ванной.
Чемодан собирал три дня. Захватил старое одеяло - лежать.
Прощание получилось праздничное. На вокзале оркестр провожал
студенческие отряды. Жена и дочка улыбались с перрона.
Один, свободен, совсем, целый месяц - впервые за сорок лет.
В вагоне-ресторане он баловался винцом и улыбался мельканию столбов.
Поезд летел, но одновременно и полз.
У пыльного базарчика он расспросил колхозничков и затрясся в
автобусе.
Кривая деревенька укрылась духовитой от жары зеленью. Иванов
подмигнул уткам и луже, переступил коровью лепешку и стукнул в калитку.
За комнатку говорливый дедусь испросил двадцатку. Иванов принес
продуктов и две бутылки. Выпили.
Оттягивал. Дурманился предвкушением.
Излучина реки желтела песчаной кручей. Иванов приценивался к лесу.
Толкнуло: раскидистая сосна у края.
Завтра.
...Петухи прогорланили восход. Иванов сунул в сумку одеяло и еды.
Выбрился. У колодца набрал воды в термос.
Кусты стряхивали росу. Позавтракал на берегу, подальше от мычания,
переклички и тракторного треска. Воздух густел; припекало.
Приблизился к _с_в_о_е_й_ сосне. Он волновался. Расстелил одеяло меж
корней. Лег в тени, так, чтоб видеть небо и берег. Закурил и закинул руку
за голову.
И стал думать.
Облака. Речной песок. Хвоинка покалывала.
Снова закурил. И растерянно прислушался к себе.
Н_е _д_у_м_а_л_о_с_ь_.
Иванов напрягся. Как же... ведь столько всего было.
Вертелся поудобней на бугристой земле. Сел. Лег.
Ни одной мысли не было в голове.
Попробовал жизнь свою вспомнить. Ну и что. Нормально все.
Н_о_р_м_а_л_ь_н_о_.
- Вот ведь черт, а. - Иванов аж пот вытер оторопело. - Ведь так
замечательно все. И - нехорошо...
Никак не думалось. Ни о чем.
И хотя бы тоска какая пришла, печаль там о чем - так ведь и не
чувствовалось ничего почему-то. Но ведь не чурбан же он, он и нервничал
часто, и грустил, и задумывался. А тут - ну ничего.
Как же это так, а?
Еще помучился. Плюнул и двинул к магазину. Врезать.
Не думалось. Хоть ты тресни.
К разговору о планах, авантюрах и интересе к жизни. А ещё - о том, как пропадает романтичность и чувство здорового авантюризма.
Подумать хотелось.
Мысль эта - подумать - всплыла осенью, после дня рождения.
Женился Иванов после армии. За восемнадцать лет вырос до пятого
разряда. А в этом году в армию пошел его сын. Дочка пошла в седьмой класс.
Какая жизнь? - обычная жизнь. Семья-работа. То-се, круговерть.
Вечером поклюешь носом в телик - и голову до подушки донести: будильник на
шесть.
Дача тоже. Думали - отдых, природа, а вышла барщина. Будка о шести
сотках - и вычеркивай выходные.
Весь год отпуска ждешь. А он - спица в той же колеснице: жена-дети,
сборы-споры, билеты, очереди, покупки... - уж на работу бы: там спокойней,
привычней.
Ну, бухнешь. А все разговоры - о том же. Или про баб врут.
Хоп - и сороковник.
Как же все так... быстро, да не в том дело... бездумно?..
И всплыла эта вечная неудовлетворенность, оформилась: подумать
спокойно обо всем - вот чего ему не хватало все эти годы. Спокойно
подумать.
Давно хотелось. Некогда просто остановиться было на этой мысли. А
теперь остановился. Зациклился даже.
- Свет, ты о жизни хоть думала за все эти годы? - спросил он. Жена
обиделась.
Мысль прорастала конкретными очертаниями.
Лето. Обрыв над рекой. Раскидистое дерево. Сквозь крону - облака в
небе. Покой. Лежать и тихо думать обо всем...
Отрешиться. Он нашел слово - отрешиться.
Зимой мысль оформилась в план.
- Охренел - в июле тебе отпуск? - Мастер крыл гул формовки. - Прошлый
год летом гулял! - Иванов швырнул рукавицы, высморкал цемент и пошагал к
начальнику смены. После цехкома он дошел до замдиректора. Писал заявления
об уходе. Качал права, клянчил и носил справки из поликлиники.
- Исхудал-то... - Жена заботливо подкладывала в тарелку.
Потом (вырвал отпуск) жена плакала. Не верила. Вызнавала у друзей, не
завел ли он связь: с кем едет? Они ссорились. Он страдал.
Страдал и мечтал.
Дочка решила, что они разводятся, и тоже выступила. Показала
характер. Завал.
Жена стукнула условие: путевку дочке в пионерский лагерь. Он стыдливо
сновал с цветами и комплиментами к ведьмам в профком. Повезло: выложил
одной кафелем ванную, бесплатно. Принес - пропуск в рай.
В мае жена потребовала ремонт. Иванов клеил обои и мурлыкал: "Ван вэй
тикет!" - "Билет в один конец". Еще и мойку новую приволок.
Счастье круглилось, как яблоко - еще нетронутое, нерастраченное в
богатстве всех возможностей.
Просыпаясь, он отрывал листки календаря. Потом стал отрывать с
вечера.
Вместо телевизора изучал теперь атлас. Жена прониклась: советовала.
Дочка читала из учебника географии.
Лето шло в зенит.
Когда оставалась неделя, он посчитал: сто шестьдесят восемь часов.
Врубая вибратор, Иванов пел (благо грохот глушит). По утрам он
приплясывал в ванной.
Чемодан собирал три дня. Захватил старое одеяло - лежать.
Прощание получилось праздничное. На вокзале оркестр провожал
студенческие отряды. Жена и дочка улыбались с перрона.
Один, свободен, совсем, целый месяц - впервые за сорок лет.
В вагоне-ресторане он баловался винцом и улыбался мельканию столбов.
Поезд летел, но одновременно и полз.
У пыльного базарчика он расспросил колхозничков и затрясся в
автобусе.
Кривая деревенька укрылась духовитой от жары зеленью. Иванов
подмигнул уткам и луже, переступил коровью лепешку и стукнул в калитку.
За комнатку говорливый дедусь испросил двадцатку. Иванов принес
продуктов и две бутылки. Выпили.
Оттягивал. Дурманился предвкушением.
Излучина реки желтела песчаной кручей. Иванов приценивался к лесу.
Толкнуло: раскидистая сосна у края.
Завтра.
...Петухи прогорланили восход. Иванов сунул в сумку одеяло и еды.
Выбрился. У колодца набрал воды в термос.
Кусты стряхивали росу. Позавтракал на берегу, подальше от мычания,
переклички и тракторного треска. Воздух густел; припекало.
Приблизился к _с_в_о_е_й_ сосне. Он волновался. Расстелил одеяло меж
корней. Лег в тени, так, чтоб видеть небо и берег. Закурил и закинул руку
за голову.
И стал думать.
Облака. Речной песок. Хвоинка покалывала.
Снова закурил. И растерянно прислушался к себе.
Н_е _д_у_м_а_л_о_с_ь_.
Иванов напрягся. Как же... ведь столько всего было.
Вертелся поудобней на бугристой земле. Сел. Лег.
Ни одной мысли не было в голове.
Попробовал жизнь свою вспомнить. Ну и что. Нормально все.
Н_о_р_м_а_л_ь_н_о_.
- Вот ведь черт, а. - Иванов аж пот вытер оторопело. - Ведь так
замечательно все. И - нехорошо...
Никак не думалось. Ни о чем.
И хотя бы тоска какая пришла, печаль там о чем - так ведь и не
чувствовалось ничего почему-то. Но ведь не чурбан же он, он и нервничал
часто, и грустил, и задумывался. А тут - ну ничего.
Как же это так, а?
Еще помучился. Плюнул и двинул к магазину. Врезать.
Не думалось. Хоть ты тресни.
К разговору о планах, авантюрах и интересе к жизни. А ещё - о том, как пропадает романтичность и чувство здорового авантюризма.
@темы: занятное
-
-
26.05.2009 в 12:49